Хедканон: Любовь во время войны (2/2)

Доркас Медоуз была дочерью Льюиса Медоуза, альфы мелкого клана оборотней, находившегося в опале у Фернира Сивого, когда Льюис открыто отказался присоединиться к нему и Пожирателям. Она стала выделять Фрэнка Лонгботтома уже на четвёртом курсе, но боялась к нему подойти. Сначала ей казалось, что храбрый гриффиндорец просто посмеётся над её чувствами, а потом случилось страшное: в полнолуние отец Фрэнка был убит оборотнем не так далеко от места, где пряталась стая Льюиса. Доркас знала, что её отец с самого первого своего перевоплощения, которое произошло, когда ей было семь лет, всегда надежно прятался в закрытых помещениях и заставлял своих оборотней делать то же самое. Но всё равно о них говорили. 

Доркас было очень сложно находиться в школе, где почти все ученики смотрели волком на неё. Какая ирония. Такое отношение она могла стерпеть от кого угодно, кроме Фрэнка, в глазах которого она боялась увидеть презрение. Однако он, на удивление, не рассердился на неё, а наоборот сам объявил перед всеми, что у него нет предубеждения против неё. Это был первый раз, когда он с ней заговорил. А она, к своему стыду, не могла выговорить ни слова. Он всё понял и ушёл. В тот вечер к ней присел Ремус и тоже выразил свою поддержку. Он теперь часто к ней подходил, но Дорказ видела только Фрэнка и тихо бесилась от ревности, ведь тот закрутил с Алисой Яксли, дочерью младшего из трёх братьев Яксли, который оказался не удел, когда не последовал за старшими братьями в стан Волдеморта. Однако чувство, которым больше нечем было подпитывать, постепенно блекло, уступая место смирению, равнодушию и кое-чему новому.

Летом, перед седьмым годом обучения, Дорказ осознала, что она очень скучает по Ремусу, которого не видела несколько месяцев, и что этот парень стал много значить для неё. Она сама предложила ему встречаться. Ремус был против, он даже раскрыл свой секрет для убедительности. Дорказ тогда только усмехнулась, поняв, что оборотни в её сердце — это судьба. И под напором девушки Ремус не смог отказаться. Эта пара была одной из самых крепких в Ордене Феникса. После того, как Питер Петтигрю заманил Доркас в западню и передал Волдеморту, Мародёры впервые слышали рев Ремуса, когда тот был не в волчьем обличии. И этот вой был намного страшнее.

Лили Эванс совершенно не нравилось, что парень, который был ей небезразличен, так жестоко обходился с её лучшим другом. Она мало что знала об их стычках, но слухов ходило немало, один хуже другого. Она спрашивала Северуса, почему они не могли сосуществовать в относительном мире, но тот отмалчивался, явно вынашивая какие-то планы. Да, её друг тоже не оставался в долгу, проворачивая изощренные розыгрыши над Мародерами, однако те всегда умели обращать всё в шутку, заставляя Северуса изнывать от злости и невозможности их опустить. Лили находила это ребячеством, последствия которого давно стали выходить за рамки дозволенного, но помешать их войне не могла. 

Намного больше её волновал интерес Северуса к Темной Магии и нездоровое восхищение этим Киллианом, который изводил Мэри и считал своей собственностью. Лили с ужасом замечала, что порой Северус сам смотрит на неё таким же собственническим взглядом, от которого кровь стыла в жилах. Пока Поттер всеми силами добивался её внимания, заваливая неприличным количеством подарков и приглашений, Северус будто уже видел её возле себя, помогающую ему с зельями. Да, он хвастался, что лучше неё знает этот предмет, хотя у Лили с её заботами старосты просто не было времени углубляться в эксперименты. Казалось, он снисходил до объяснений непонятного материала… А вот Поттер искренне радовался её успехам в Трансфигурации, лопоча что-то о том, что она могла бы стать самой милой лисичкой в Запретном Лесу. 

Случай с Мэри стал для неё потрясением не только из-за того, что пострадала её подруга, но и потому что Северус по меньшей мере знал, что должно было с ней случиться, и не сказал ей, Лили. Но потом, после экзамена по ЗОТИ это перестало иметь значение. Все закончилось. Дружба с Северусом. Общение с Джеймсом. Два человека, занимавших столько места в её жизни, сделали ей так больно, как никто и никогда, даже Петуния. Прошло ещё много времени прежде, чем сердце Лили оттаяло и открылось одному очкастому игроку в квиддич.

Хедканон: Любовь во время войны. (1/2)

Мэри Макдональд испытывала безответные чувства к лощёному Киллиану Мальсиберу. Ещё на самом первом курсе она увидела гордого красавца с холодным, колющим взглядом и пропала. Он знал об её привязанности и беззастенчиво этим пользовался, украдкой выпытывая тайны гриффиндорцев. Однажды он обронил в её присутствии свои планы насчёт мести Мародёрам, и Мэри пришла в ужас. Она всё рассказала Джеймсу, и его компания обернула шутку против самого «идейного вдохновителя». Киллиан понял, кто его сдал, и очень жестоко наказал девушку, которую нашла староста Равенкло, Доркас Медоуз, во время патрулирования коридоров школы. На Мэри не было живого места, но она оставалась в сознании… и молчала, когда её допрашивала Дорказ, а потом и профессора. Поэтому Киллиан ушёл от наказания. Но все знали, по чьей вине Мэри Макдональд пропустила экзамены и была вынуждена сдавать их отдельно летом.

Марлин Маккинон была самой красивой из дочерей заместителя главы Аврората, Генри Маккинона. По-военному суровый и жёсткий с подчинёнными, Генри был поразительно мягок с дочерью, которая росла настоящей кокеткой и папиной дочкой. Несмотря на статус крови и сравнительно небольшой достаток семьи, Марлин умела привлечь внимание любого парня, даже самого консервативного слизеринца… Но Бенджи Фенвик абсолютно не обращал на неё внимания, повсюду таскаясь за Пандорой Касл. Она очень переживала по этому поводу, но не могла даже отомстить мелкой пакостью сопернице, потому что та тоже не сводила влюблённых глаз с Фенвика и была лучшей подругой Марлин. Как ни странно, Сириус Блэк смог её утешить: они вступили в отношения и с виду казались настоящей парой, хотя сами воспринимали друг друга, как брата и сестру. Сириус рассказывал о своих разногласиях с семьёй, а она жаловалась на равнодушие Бенджи. В такие моменты боль отступала. Но всё равно, когда она увидела зелёный луч, выпущенный Оливером Яксли в её сторону, её последней мыслью Марлин был образ её первой и последней любви, которую она так и не смогла забыть.

«Лили, хватай Гарри и беги! Это он! Беги! Быстрее! Я задержу его»

«Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю все, что угодно…»

«Авада Кедавра!»

— Ма… Мама… Па...

— Эй, Гарри. Ты пойдёшь с Бродягой, хорошо? Я обещаю, что защищу тебя.

— Он забрал его! Он забрал малыша Гарри!

— То, что сказал Петтигрю, было правдой. Сириус...

— Сириус не поступил бы так с Джеймсом. Мальчик способен на многое, но предать брата он не мог.

— Это Петтигрю. Ты, должно быть, ещё больший идиот, чем Поттер и Блэк вместе взятые, если не заметил, сколько ночей он пропадал.

— Этот ублюдок. После всего того, что Джеймс и Сириус ему сделали. Приняли в компанию, не дали стать изгоем...

— Он заплатит, Ремус. За все свои преступления.

Мистер Эванс вкладывает руку своей дочери в руку своего будущего зятя и занимает место рядом с Миссис Эванс, которая вытирает слезы носовым платком Минервы. Профессор МакГонагалл исподтишка направляет свою волшебную палочку на потолок, и теперь цветы лилий медленно осыпают молодую пару.

«Я никогда не думал, что это произойдет», — тихо шепчет ей Джеймс. Он подымает их переплетенные руки и целует тыльную сторону ладони там, где через несколько мгновений будет сидеть обручальное кольцо. «Я никогда не думал, что мы можем случиться». Он легко касается ее лба своим.

«Я сама удивлена», — улыбается Лили.

Сириус и Ремус стоят чуть правее министра и улыбаются, дарят молчаливую поддержку. Джеймс делает глубокий, судорожный вдох перед алтарем. Предлагает свой локоть и говорит: «Готова?»

Она принимает его руку и, улыбаясь, отвечает: «Да, готова».

Рука в руке, они шагают в свое будущее вместе. 

— Просто скажи мне, — хрипло попросила Доркас, — Ты знал?

Начинался ноябрь: ветер царапал своими ногтями по коже, пытаясь добраться до сердца и заморозить его насмерть. Он просто не знал, что замораживать уже нечего. Все уже само замерзло. Почти все.

Амикус нашёл Доркас на этой поляне час назад. И почти час он молча сидел рядом с ней. А когда он попросил её пойти с ним в дом, она выдавила из себя этот вопрос. 

Он знал, что она спросит. Врать не хотелось, но говорить правду было ещё труднее. Безысходность накатила на него как цунами. Он все разрушил. Абсолютно все.

— Знал, — Доркас отрыла рот, задыхаясь. Она до последнего надеялась, что ошибается. 

— Почему? — она ударила Амикуса, — Почему ты не предупредил их?

— Потому что каждый сам за себя, До, — он посмотрел на неё: такая красивая и такая несчастная, — Спасая своих — убиваешь других. Они бы убили нас, если бы я помог Поттерам, — Амикус взял её лицо в ладони, но Доркас вырвалась, — Мне жаль.

Доркас вскочила на ноги и толкнула Амикуса. Он пошатнулся, но остался в сидячем положении. 

— Они были «своими»! Они были моими друзьями! — Она остановилась, делая глубокие вздохи, потому что «были» слишком сильно жгло язык, — Они помогали мне, поддерживали меня. Мы дружили с первого курса. Это ты виноват! Ты — убийца!

— Я не убивал их, До… —Доркас влепила ему пощечину, и Амикус не смог договорить. 

Он сидел, тупо смотря в её разъяренные глаза. Даже не стал потирать место удара. Пусть болит. 

— Ты мог их спасти, но ты предпочёл повести себя как трус, — Доркас выплевывала эти слова с такой яростью, что Амикусу показалось, будто где-то, под грудой льда, болезненно сжалось его сердце.

— Зато мы живы, — спокойно произнёс он. Доркас сжала руки в кулаки.

— Я бы лучше умерла, Амикус. Лишь бы не стать такой же жалкой как ты, — эти слова были самым болезненным ударом. Они пробили весь лёд и впечатали его осколки в глубины. 

Они молча смотрели друг на друга. Доркас хваталась за свою ярость, изо всех сил пытаясь удержаться от падения в пропасть. А Амикус уже упал и теперь замерзал, истекая своей болью. Медоуз — единственное, что он видел оттуда, кроме бесконечной мглы. 

— Прости меня, — сказал он, протягивая ей руку.

— Ты же знаешь, что не прощу, — прошептала Доркас, — Я тебя ненавижу. 

И тогда она упала следом.

Регулус знает, что такое страх. Тот дышал ему в ухо, заползал под кожу и там угрожающе шипел, пока Тёмный лорд ставил клеймо на руке своего нового слуги. 

Регулус помнит, что такое счастье. Оно лёгкое, едва уловимое, облаком покоя зависает где-то рядом с душой – счастье приходило к нему вместе с непокорным Сириусом, когда они еще были детьми.

Регулус все знает о боли. Боль – это когда круциатус сворачивает внутренности тугим узлом и грозит разорвать тело изнутри. Боль – это тишина скорби глубоко в душе, когда видишь очередную смерть. Боль – это презрение в глазах брата и его неестественно прямая спина.

Регулус слишком поздно, но все же осознает, какими ужасными могут быть последствия совершенных ошибок. Это понимание таится в слове «грязнокровка», а твердом взгляде родителей, гордящихся статусом «чистокровных», в обжигающей кожу метке на его руке.

Регулус понимает, каким мрачным может быть ликование. Оно съедало его душу вырвавшимся из уст домового эльфа словом «хоркруксы».

Регулус умеет отдавать возвращающейся за расплатой судьбе то, чего она хочет. Он без раздумий принёс ей в жертву себя, раз это могло искупить хоть часть лежащей на его плечах вины.

Мародеры и Счастье: 1/5

Джеймс Поттер счастлив, когда небо яркое, а ночи теплые. 

Он счастлив, когда Лили поднимает перед собой руки, чтобы закрыться от солнца, а ее волосы мягко переливаются. Когда ее смех звенит сквозь пустой воздух, а он обнимает ее сзади и целует в щеку. Он улыбается сам себе, когда Лили наклоняется к нему: ведь она его, а он ее, что еще нужно?

Он счастлив, когда Ремус улыбается. Когда этот сломленный мальчик надевает свой свитер на футболку и наклоняет голову в бок, чтобы посмотреть на звезды. Когда его глаза мерцают в слабом свете заходящей Луны, и на мгновение он смеется над тем, что может сделать. Его руки в шрамах, цвет кожи почти призрачный, но улыбка все так же широка. Мир может ударять его раз за разом, но он никогда не попадет.

Он счастлив, когда Питер тычет пальцем на картинки в небе. Когда этот маленький мальчик смотрит на созвездия через пухловатые пальцы и понимает, что мир полон возможностей. Звезды могут быть чем угодно, и это их выбор, чем они являются.

Он счастлив, когда Сириус погружен в кропотливое дело перед ним, глаза полны света, а волосы все такие же дикие. Его смех, громкий и звенящий, а белоснежная улыбка напоминает свет луны. Он свободен и может делать то, что хочет, не опасаясь ужасных последствий. Джеймс смеется с ним, потому что в этом ужасном мире должно быть место дружбе.

АУ, в котором на руке твоей родственной души появляется то, что ты пишешь на своей.

Лили Эванс не верит в родственные души.

Она уверена, что они существуют, но не верит, что её родственная душа — это единственный человек, который может сочетаться с ней. Она не верит, что её родственная душа — это человек, за которого она должна выйти замуж. Она выйдет замуж за кого захочет, родственная душа это или нет. 

Она рисует на своих руках.

Обычно она соединяет свои веснушки на руках в странные созвездия.

Иногда она машинально рисует маленькие цветы, фигурки, вихри.

Она никогда ничего не пишет на руке.

Она слышала истории о родственных душах, которые нашли друг друга по почерку, и она не хочет, чтобы это случилось с ней. Она хочет, чтобы кто-то любил её такой, какая она есть, а не потому, что кто-то узнал её по почерку и понял, что она его родственная душа.

У её родственной души, однако, другие убеждения.

У него неаккуратный почерк, который растягивается на правой руке Лили (она понимает, что он, должно быть, левша).

Иногда он пишет что-то для себя, иногда — что-то для неё.

«Родственная душа? Ты здесь? Красивые рисунки. Почему ты никогда не отвечаешь?»

Иногда он пишет ей странные поэмы или спрашивает, почему её рисунки нарисованы не пером и чернилами.

(Лили не понимает этих вопросов, будучи магглорожденной. А когда приезжает в Хогвартс, понимает, почему её родственная душа удивлялась, что Лили пишет ручкой.)

Её родственная душа немного странная, часто пишет слова, которых она не знает, типа «маггл» или «квиддич», но также Лили думает, что это немного очаровывает. 

Они как бы друзья, и ей нравится эта компания.

Лили поступает в Хогвартс.

Внезапно странные слова на её руке обретают смысл, видимо, её родственная душа — волшебник.

(Также он должен быть одного возраста с ней, потому что он нервно продолжает писать на своей руке о факультетах.)

Она задается вопросом, кто может быть её родственной душой, но отгоняет эти мысли, когда входит в Большой Зал, полный людей.

Ночь проходит как в тумане, но этот туман внезапно исчезает, когда Лили проверяет свою руку.

«Родственная душа. Это официально: я покидаю тебя. Я влюблен».

Лили закатывает глаза и быстро закрывает надпись на руке, поправляя рукав мантии. (Ей до сих пор не нравится идея встретиться со своей родственной душой.)

Она улыбается своим соседкам по комнате, и они вместе идут в Большой Зал на завтрак.

Её друзья милые, но только они все время говорят о надписях на своих руках и пытаются найти намеки.

Лили вежливо отказывается показывать свою руку и говорит, что выйдет замуж за кого захочет, родственная душа это или нет.

И она очень надеется, что это не Джеймс Поттер, потому что, Мерлин, он её раздражает. Он никогда не замолкает, он очень шумный и неаккуратный, и она не может проверить его руку, потому что он тоже почему-то носит длинные рукава. 

Она решает, что если ей суждено выйти замуж за свою родственную душу, то пусть это будет Ремус Люпин. Он очаровательный, и милый, и тихий, и знает, как быть вежливым (но она видела его левую руку и знает, что тот аккуратный прописной почерк не её).

В любом случае, её годы в Хогвартсе текут.

Первый курс не богат случаями, как и второй.

На третьем курсе Лили перестает смотреть на свои руки, но продолжает ходить с длинными рукавами. 

На четвертом курсе слова на руке Питера Петтигрю исчезают. Это значит, что его родственная душа мертва.

На пятом курсе Джеймс Поттер не оставляет её одну, говорит, что их закрытые предплечья означают, что они созданы друг для друга.

(«В твоих мечтах, Поттер» — отвечает Лили, фыркнув, когда он зовет её в Хогсмид.)

На шестом курсе Лили замечает, что Джеймс — левша. Она надеется, что это просто совпадение, но она не может игнорировать точно такое же чернильное пятно и на его руке.

Она также не может игнорировать то, что её сердце каждый раз трепещет, когда он говорит с ней. То, что она чуть улыбается, когда он запрокидывает голову и смеется. То, как она краснеет, когда он называет её по имени, как он ловит её взгляды во время игры в квиддич. 

Она не может игнорировать то, что она начинает чувствовать к нему.

«Родственная душа», — пишет она на своей руке в последний день шестого курса. Она сидит в общей гостиной, ей жарко и скучно. — «Я покидаю тебя. Я влюблена».

Затем она покидает Хогвартс и направляется к «Хогвартс-экспрессу».

(Где-то в замке Джеймс ощущает покалывание на своей руке, где ничего не чувствовал с третьего курса. Он читает аккуратные слова, и мягкая улыбка появляется на его лице, потому что он никогда не видел её почерка. Его родственная душа наконец-таки ему написала, и это волнительно. Он показывает руку Сириусу, который закатывает глаза. И Ремусу, который улыбается. (Но не показывает Питеру, потому что тема родственных душ до сих пор является болезненной.) Он хочет показать руку Лили, но её нигде нет, она, возможно, уже уехала.)

Все лето Лили пишет своей родственной душе всё больше и больше. Но не пишет ничего важного, просто всякие мелочи: тексты песен, цвет неба, что она ела на завтрак. Она понимает, что любит кого-то другого сейчас, и родственная душа ничего не может с этим поделать.

Она едет в Хогвартс с открытыми предплечьями.

Почему-то Джеймс не понимает того факта, что надпись на правой руке Лили — это его надпись, а надписи на её левой руке — такие же, как и у него.

Ремус замечает это почти сразу же, но ничего не говорит, а только украдкой улыбается.

Лили и Джеймс не замечают этого днями. 

И однажды Лили чувствует покалывание на руке во время Заклинаний.

«Завтра тренировка по квиддичу», — читает она, а вторая часть записи родственной души заставляет её сердце чуть ли не остановиться. — «Вести себя как капитан, учить новичков, заставить Сириуса нормально играть».

Глаза Лили расширились, она повернулась, чтобы глянуть на Джеймса Поттера, который отвлекся рисованием на своей руке.

Внезапно ей становится плохо. Она извиняется и уходит с урока в гостиную.

Это не может быть он. Просто не может. Потому что она любит его. И если он — её родственная душа, то все идет против того, во что она верила.

Её рука дрожит, когда она пишет слова на своей руке. «Я найду тебя».

Он не ответил.

Тем же вечером, когда она шла по коридору, она врезалась в Джеймса Поттера.

Она открыла рот, но до того, как она успела заговорить, он спросил её, не хочет ли она пойти с ним в Хогсмид.

Она побледнела и кивнула. (Родственная душа или нет, но он ей нравился.)

Он посмеялся, провел рукой по волосам, затем улыбнулся и ушел.

Она даже не успела ничего сказать.

Она забыла об этом сразу же после свидания (и еще нескольких свиданий) с Джеймсом. Он забавный, обаятельный, милый. Он поцеловал её, у него мягкие и гладкие губы.

Она любит его, а родственная душа пусть будет проклята, он вовсе не причина.

Однажды они сидела на диване в общей гостиной, он побледнел и схватил её за руку.

— Ты же она.

Лили кивнула, улыбаясь.

— Почему ты не сказала мне?

Лили поцеловала его, отрываясь, чтобы сказать:

— Потому что это не имеет значения.

Гарри ещё не появился на свет, но уже здорово порадовал папочку: толкнул ножкой прямо в лоб, которым Джеймс прижался к животу Лили. Ему после вечеринки в честь Дня Рождения было не очень хорошо, но Лили так рассмешили его разговоры с сыном, что она совсем не сердится.

Гарри семь месяцев, и он радует родителей, находясь в безмятежном сне, даже когда Сириус вдруг включает громкую музыку и орет имениннику поздравления в ухо.

Гарри уже целый годик. Он ещё не совсем понимает, почему все так веселятся и у папы колпак на голове, но все равно счастливо улыбается.

Двухлетний Гарри плачет, потому что мама тоже плачет: папа должен был вернуться как раз к своей вечеринке, но он пропал.

Трёхлетний Гарри шлепает через весь дом, запрыгивает папе на колени и вручает ему шоколадные конфетки, которые уже успели расплавиться в его руках. Затем он прислоняется к уху Джеймса и шепчет, что любит папу и хочет, чтобы тот не оставлял его и маму одних, как теперь происходит очень часто.

Четырёхлетний Гарри растерян. Он видит, как хмурится Сири, когда на вечеринку заявляются двое: дедушка с длиннющей белой бородой и парень, похожий на Сири, но не такой красивый. Дедушка просит папу и Сири поговорить. Остальные перешёптываются, и атмосфера теперь совсем не праздничная. Гарри очень огорчён.

Пятилетний Гарри уже понимает, почему у них дома двойная вечеринка. Плохой волшебник, который заставлял родителей грустить, исчез. И папа убил его! Он герой, Гарри гордится им и очень хочет стать похожим на него! Сейчас папа выглядит не очень, но мама сказала, что с её зельями он быстро вылечится.

Шестилетний Гарри расстроен, потому что Сири пришёл на папин День Рождения с какой-то тётей. Он смотрел только на неё и мало игрался с Гарри. Лили подходит к надутому Гарри и говорит ему, что Сири так же хочет маленького Бродяжку, как папа хотел маленького Сохатика. Она обещает, что Сири никогда его не разлюбит и что у Гарри появится братик, которого нужно будет защищать, а никто, кроме Гарри, с этим не справится.

Семилетний Гарри замечает грустный взгляд дяди Рема. У него на голове колпак, в руках — чашка любимого горячего шоколада, а он всё равно грустит. Сири говорит, что он очень одинок, и показывает Гарри на красивую девушку, которая нравится Рему. У Гарри созревает грандиозный план воссоединения...

Восьмилетний Гарри сидит вместе с дядей Ремом в приёмной больницы св.Мунго. Рядом бегает туда-сюда папа, а Сири над ним посмеивается. Гарри не совсем понимает, почему Сири веселится, ведь маме было очень больно. Папа сказал, что это его сестра решила родиться прямо на его День Рождения. Гарри надеется, что у мамы пройдёт животик и что папа не будет переживать.

Девятилетний Гарри следит за своей бандой: сестричкой Шарлоттой и братиком Альфардом. Они ещё слишком маленькие, но хотя бы не мешаются, пока Гарри готовит сюрприз папе: шикарный шоколадный торт, который они пекли с мамой. Что-то идёт не так, потому что в прошлый раз кухня была немного чище, да и лицо Шарлотты не было измазано в шоколаде. Но он уверен, что торт получится вкусным.

Десятилетний Гарри злится на крестного, который пригласил на вечеринку свою коллегу по работе, которая заставляет маму нервничать, находясь слишком близко к папе. Гарри хочет обидеться и на него, но видит, что папе тоже очень неловко. Тогда Гарри громогласно просит женщину не лезть к папе. Та краснеет и отходит от Джеймса подальше. Сириус маскирует смех под кашель, Джеймс глядит на Гарри с благодарностью. Праздник быстро набирает обороты.

Гарри расстроен, потому что это первый год, когда он не отмечает вместе с папой его День Рождения. Но вдруг двери Большого Зала, где обедают студенты, отворяются, и в зал заходят двое авроров и один разрушитель заклятий. Они находят его взглядом и подзывают к себе. Гарри счастлив, что у героев войны есть свои маленькие привилегии и они могут отпросить отпрыска на пару часов в Хосмид, чтобы съесть там праздничный пирог и сказать тост про самого классного папу в мире.

У гриффиндорцев есть факультетская легенда, которую передают из уст в уста уже около сорока лет. Было время, когда 27-го марта в башню Гриффиндора вваливались четыре всадника Апокалипсиса и приносили хаос… в виде сливочного пива, огневиски, хлопушек и громкой музыки. Гриффиндорцы впадали в какое-то безумие и танцевали, пели, орали ночь напролёт в то время, как всадники восседали у камина и наслаждались представлением. 

Говорят, всё это происходило по вине одного из всадника, у которого в тот день был День Рождения. А ещё он любил одну рыжеволосую нимфу и хотел произвести на неё впечатление. А ей нужно было всего-лишь уединение с ним...

Прошло семь лет, семь вёсен и семь зим, когда вместо четырёх всадников пришли только трое. А вот четвёртого и нимфы в башне не было. Говорят, их духи теперь обитают на опушке Запретного леса. Там есть небольшой пруд, полный лилий, и студенты до сих пор уверенны, что в полнолуние на берег выходит из тени благородный олень. Именно на этом месте произошло воссоединение двух сердец, которые нашли любовь. 

Когда всадник покидал башню, говорят, у него в руке был хрустальный цветок лилии. А нас устах — улыбка ярче, чем у самого счастливого человека.